Такое ощущение, что я стала еще на шаг ближе к мечте поехать на их концерт в Германию.
Выкладываю с разрешения автора.
Думаю, интересно будет даже тем, кто не совсем в теме, о ком идёт речь.
читать дальше
* * *
Если бы много (МНОГО) лет тому назад у Крэпа спросили - «Что лучше, работать в студии или гастролировать?», он бы даже не задумался над ответом. Фигня-вопрос - ведь гастролировать, конечно! В репетиционке - вечный шум, толкотня и свары за лучшее время для реп. Еще – непомерно большая арендная плата, поганые клавиши, вырубающийся от холода микшер и шнуры, которые давным-давно пора перепаивать.
Репетиционки – это дешевое пиво, жесткое гитарное рубилово и прибившиеся откуда-то девчонки – убийственно тоненькие и безобразно располневшие, в черной коже, с пирсингом и жирно подведенными черным глазами. Зато гастроли – это круто. Те же девочки-фанатки с лабретами в тонких губах; то же пиво, но бесплатное.
Гастроли, гастроли… Столь милая сердцу молодежная романтика.
… Прошло двадцать лет; в распоряжении Oomph! - отдельная студия и качественное оборудование (хотя шнуры все равно пора перепаивать, но это не в спешку – как время будет…)
Еще «в распоряжении» – пропирсингованный и шумный Деро, владеющий карандашом для глаз куда лучше, чем их первые фанатки. Теперь работа в студии – это спокойствие и полная сосредоточенность на музыке. И нет, не хочется Крэпу в гастрольные туры.
… Казалось бы – он всегда любил выступать. И сцену любил, и живость гитары. Любил толпу. Любил дорогу. Крэп-скала, невозмутимый Крэп, всегда-уровновешенный-спокойный-сильный-Крэп возненавидел гастроли совсем не из-за бешенных нагрузок; его бесит лишь то, как меняется во время туров главное достояние группы.
Деро дышит гастролями, но пьянеет от безумия толпы. Становится шумным, – слишком шумным, - и метко швыряется всем, что попадется под руку. Он пафосно хлопает дверью, роняет чашки с кофе, мечется и опрокидывает любую посуду; он громко разговаривает, громко ругается с организаторами, громко приветствует фанатов. Он даже сексом занимается… громко, иначе не скажешь. Ничуть не стесняется присутствия Крэпа («Спальный этаж тур-автобуса такой же мой, как и твой» (с)), вдохновенно рычит, орет и стонет.
И в такие моменты хочется…
… быть там, кусать холодный металл его пирсинга, дышать в такт. Брать бережно, забирать всего, делиться теплом и отдавать себя взамен – без остатка…
… нет-нет, бежать, куда глаза глядят. Так правильнее.
Деро трахает всем мозг, а все мечтают трахать Деро. Крэп не признается в этом даже под пытками, но его безмерно раздражает то, что только Флюкс имеет доступ «к телу».
* * *
- … Крэп, не отмораживайся.
Пришлось моргнуть, передернуть плечами и осознать себя в «реальном мире», под дождем.
- Стоишь в луже, - тактично сообщает Деро. И уточняет:
- Пиво будешь?
Это так они «не пьют». Не-не, ни разу «не пьют». Даже если пива столько, что можно ужраться в дрова – оно «не в счет», и Крэп спокойно принимает бутылку.
- Разумеется, буду.
… День приезда оказался в меру тих; потусили с журналистами, нагулялись, вернулись к тур-автобусу. В дождь! По лужам! Без зонтов, конечно - а зачем тут зонты? Поди, не сахарные - таять некому, всем плевать на простуду.
- Я очки посеял, - жалуется Деро, покусывая горлышко бутылки. – Отдал кому-то подержать, когда фотографировались.
Промокший, с текущей от дождя подводкой, с поникшими «иголками» встопорщенных волос – сейчас он настолько красиво-некрасив, что даже внутренности стягивает. Не от желания – от безумной ненависти к нему, такому непосредственному, яркому и безалаберно-уютному.
- Не посеял ты их, - ворчит Крэп, ковыряя злым взглядом асфальт; сил не хватает - смотреть на то, как Деро облизывает горлышко бутылки. Он делает это на чистых инстинктах, источая такие дозы чистой, ничем незамутненной сексуальности, что хочется… либо убить его на месте, либо жестоко изнасиловать.
- У меня нет очков, - Деро скалится. Он чертовски сердит. – А раз у меня их нет - они потерялись.
- Придурок, - вздыхает Крэп. – Ты же мне их отдал.
Фотохромные линзы – увы, необходимость. К близорукости Деро привык, но сутки без очков чреваты мигренью, а для группы, как следствие, чрезмерной его раздражительностью.
- Тебе отдал? – лохматое чудище весело ржет… и лезет обниматься, хлопая Крэпа по спине и плечам. – Ну что б я без тебя делал?
Хочется ответить что-то резкое, злое… Наехать, оскорбить и сплюнуть под ноги.
Но размякшие от дождя «иголки» царапают щеку – и Крэп улыбается. Он ненавидит концертные туры, но знает, что благодарность Деро все окупит. Пусть даже такая – сиюминутная.
… А потом на горизонте появляется Флюкс – бедняга был отправлен за пивом, - и Деро забывает о «нашедшихся» очках. Идет ему навстречу, тянет к себе за мокрый воротник, щекочет ухо нечеловечески длинным языком. И смеется.
А Крэп уже предвидит ночь в наушниках, и убить Деро ему хочется гораздо сильней, чем изнасиловать.
* * *
… На самом деле - он сам же во всем виноват. В том, как изменилось сексуальное мировоззрение Деро. В том, что утренний стояк теперь воспринимается, не как деталь физиологии, но как еще один повод для секса. Проснуться от ритмичных стонов, балансирующих на грани чувственного и пошлого – о, теперь это проще простого! Еще, как вариант - от вдохновенной матерщины; Деро не скупится на выражение чувств, смешивая немецкий и английский с недоученным французским. Флюкс же, видимо, молчит за двоих; какая бы роль ему не досталась (трахает ли он, трахают ли его), Деро все равно ухитряется заездить беднягу – жестко, жарко, до потери пульса, оставляя на худом костистом теле десятки царапин от пирсинга, да с полдюжины засосов-закусов.
О нет, Крэп не испытывает жалости к Флюксу; проснувшись под дивный звуковой аккомпанемент, он сердито взрыкивает «Кончайте быстрее!», и убирается на первый этаж тур-автобуса. И снова плеер, снова наушники… Что угодно - лишь бы не слушать.
… и не вспоминать рычащие, гортанные вскрики Деро, забравшись потом в душевую.
* * *
Тогда ведь тоже был концертный тур. Не самый успешный, не самый веселый, так что Деро страдал фигней. Ему, бедняге, было скучно.
- … Ее зовут Альберта, и она продаст душу за один твой благосклонный взгляд.
- Не интересуюсь, - ворчит Крэп, но знает, что Деро просто так не отступит.
- Я ее под тебя и не подкладываю. Поцелуй девочку! Не в щеку, в губы. Она будет счастлива, и, в конце-то концов, я настаиваю!
- Сам ее и целуй, - резонно возражает Крэп. В нем еще не столько алкоголя, чтобы взять и согласиться на дурную авантюру.
- Но она-то хочет тебя, - Деро скалится, по-волчьи вздергивая верхнюю губу. – Смазливое личико, четвертый размер груди. Все натуральное, я спрашивал.
- С хрена ли мне…
- Всего лишь поцелуй! И ничего больше, если сам того не захочешь!
- Я не…
- Знаю, что не захочешь, но не упускаю из виду такую возможность.
- Она…
- Просто лапочка. С охрененной задницей.
- И ты…
- Да-да, я настаиваю.
С ним тяжело разговаривать, но Крэп сопротивляется:
- Не знаю, какая у тебя здесь выгода, но я приближусь к твоей Альберте не раньше, чем отсосешь у Флюкса.
Казалось бы, вполне четкое «никогда не приближусь» - но пришлось делать скидку на то, что у Деро отсутствуют комплексы, на «пидараса» он не оскорбляется, а презрительно ржет, зато страдает слабостью к дурацким спорам. То, что для кого-то значило бы «никогда и ни за что», он принял, как вызов. И оскалился:
- Оке-ей! Ловлю на слове.
… Тогда Крэп надеялся, что у пирсингованного придурка еще хватит мозгов, чтобы вовремя одуматься. Впрочем, вместо мозгов у Деро был недотрах (он никогда не врал прессе, заявляя, что не спит с фанатками), а также полный комплект - первый этаж тур-автобуса, полупьяный Флюкс и много пива.
Даже больше, чем могло пригодиться.
Когда Крэп вернулся с пиццей и парой фильмов, ему пришлось пересмотреть свои взгляды на жизнь, на Деро и на тот его идиотизм, который все зовут «отсутствием комплексов». Что б он ими, комплексами, подавился.
Флюкс оказался податлив и легко возбудим, а Деро подошел к процессу творчески, с фантазией, не мучаясь брезгливостью и не страдая от наличия рвотных позывов. Обхватывая губами нежную головку, скользя языком по всей длине – он действовал наугад, не имея в этом деле ни малейшего опыта. Впрочем, судя по искусанным губам Флюкса, его сбитому дыханию и хриплым стонам, талантливый человек был талантлив во всем. В тот вечер Деро выполнил и перевыполнил свою часть «уговора».
* * *
… Той же ночью Крэп впервые засыпал в наушниках, а Деро (опять же, впервые) трахал Флюкса. Утром бедняга-гитарист был угнетен, чертовски зол и похмелен, а пару дней спустя Деро лег под него. Сам. Без идиотских «уговоров», без принуждения и алкоголя.
* * *
- Прием-прием, как меня слышно?
Слышно было хорошо – а вы попробуйте его, не услышьте!
- Чего надо? – Крэп отрывает взгляд от монитора, автоматически мазнув пальцем по клавише «эскейп». Деро в очках - сосредоточен и пафосен, но глаза у него, как всегда, бесноватые.
- Вчера со звуком была жуткая лажа. Проверим?
… и они проверяют. Деро треплется сам с собой, веселый, гипертимный до ужаса; хочется вжать его лопатками в стену, стащить очки и футболку, прикусить татуированное плечо… и вы-ыдохнуть. Он ниже, изящнее и громче в разы – только будет ли он так же стонать, как стонет под Флюксом? Прогнется ли, подастся ли бедрами к бедрам? Пройдется ли по шее сухим языком, холодя и царапая металлом лабреты?
- Крэп, не уходи в себя. Я, между прочим, с тобой разговариваю!
… Невероятный. Чудесный.
Его можно любить, его можно хотеть, но добиваться его Крэп не будет.
Слишком поздно и страшно. Да и… наверное, теперь уже незачем.